Russian English

"Несколько лет назад пачками стали брать ученых. Теперь вас"

Иван Павлов

Глава правозащитной организации «Команда 29», лауреат премии Московской Хельсинкской Группы Иван Павлов — о том, как в России судят за госизмену. По этой статье обвиняют журналиста Ивана Сафронова

В Москве 7 июля задержали Ивана Сафронова — бывшего журналиста «Коммерсанта» и «Ведомостей», недавно ставшего советником главы «Роскосмоса». Журналиста обвиняют в госизмене и работе на одну из спецслужб стран НАТО. О том, как обычно судят за госизмену и как, соответственно, может развиваться дело Сафронова, «Медуза» поговорила с Иваном Павловым — адвокатом и главой правозащитной организации «Команда 29», который специализируется на таких делах. В команде из пяти адвокатов Павлов также представляет Сафронова на суде по избранию тому меры пресечения.

— Дела о госизменах кажутся особенно сложными для адвокатов. С какими трудностями обычно приходится сталкиваться?

— Спецификой этих дел является то, что твоим процессуальным оппонентом является всемогущая спецслужба. Всемогущая не только в рамках России, а может быть, и в мире. И эти достаточно могущественные процессуальные оппоненты очень часто начинают позиционировать тебя как врага. Так выстроена их психология. Их мировоззрение. В нем есть свои, а есть враги.

— Враги ФСБ или государства?

— Они это отождествляют. Поэтому здесь нужно быть готовым к любым провокациям. Быть готовым ко всему. И быть осторожным, разумеется.

К тому же адвоката очень быстро постараются заткнуть. Взять все возможные подписки о неразглашении — не только государственный тайны, но и вообще данных следствия. Любое твое слово — и они могут возбудить уголовное дело против адвоката. Поэтому в одиночку [работать] по таким делам практически невозможно. Нужно стараться всегда в такие дела входить командой, чтобы кто-то остался без подписки и мог рассказывать обществу о том, что происходит.

О РАБОТЕ ПАВЛОВА

— Судебные процессы по таким делам обычно закрытые, верно?

— Да. Все заседания закрыты, в том числе по избранию меры пресечения. Пускают только на оглашение приговора. А следствие вообще всегда закрыто. Единственный, от кого можно что-то узнать, — это адвокат. Потому, что сам [обвиняемый] человек в 99% случаев находится под стражей. И, соответственно, сам сказать ничего не может. Но подписку о неразглашении у него невозможно отобрать, и если он оказывается на свободе, то он может говорить. Например, дело Цуркан — она оказалась на свободе на короткое время и получила возможность сама рассказать о своем деле. Но для этого нужно оказаться на свободе, что далеко не каждому удается.

— В условиях, когда адвокат сам находится под подпиской, что он может рассказать о деле?

— Адвокат под подпиской рискует всем. В том числе свободой — уже есть случаи, когда адвокатов осуждали за разглашение данных следствия. Рискует и своим статусом — любой обвинительный приговор, даже условный срок, и человек лишается профессии. Адвокатам есть чего опасаться. Но есть определенная тактика, которая помогает решать эту задачу, — та самая работа в команде. Это позволяет доносить до общества безобразия, которые творятся за закрытыми дверями.

ЧТО ТАКОЕ ПОДПИСКА О НЕРАЗГЛАШЕНИИ

— Что вообще может сделать адвокат по таким делам? Кажется, диапазон действий не очень большой.

— Во-первых, безупречно сделать юридическую часть работы. Во-вторых, постараться не подставиться, когда адвокат общается с прессой. Не подставиться с точки зрения собственных рисков — не попасть под обвинение о разглашении гостайны или тайны следствия.

— Все знают, что по этой статье людей практически не оправдывают. У обвиняемых по ней вообще есть шансы?

— Шансы есть всегда и у всех. Важно не опускать руки и бороться. Временные неудачи не должны влиять на стойкость.

— Но шансов меньше, чем даже в среднем в России, где выносят гораздо меньше 1% оправдательных решений.

— Да. Если смотреть статистику, то ситуация, конечно, печальная. Даже когда человеку вроде бы удается доказать, что он невиновен, то ему могут назначить условно или сделать еще какие-то поблажки. Но я надеюсь, что придет то время, когда по этой статье будут оправдывать. Просто надо работать. И работать безупречно.

ВОТ ЭТА СТАТИСТИКА

— В 2001 году вы защищали журналиста Григория Пасько, которого тоже обвиняли в госизмене. Можно провести какие-то параллели с делом Ивана Сафронова?

— Можно. В обоих случаях судят за журналистскую деятельность. Но времена, конечно, изменились. Тогда все журналистское сообщество встало на защиту Григория — даже центральные телеканалы выступали в его защиту. Сейчас, конечно, центральные каналы немножечко изменились. Но все равно. Журналистское сообщество более активное, чем другие. И дело [Ивана] Голунова тому хороший пример. И я надеюсь, что сейчас вы сможете продемонстрировать власти свою реакцию на дело Ивана Сафронова. Одного Ивана вы уже отбили, отбейте еще второго.

— Общественное внимание помогает по таким делам?

— Конечно. Вспомните дело Светланы Давыдовой. Прекратить уголовное дело — это была работа защиты, но вытащить ее из-под стражи помогло только общественное внимание. Ее вытащили только благодаря усилиям общественности — тогда за выходные мы собрали больше 50 тысяч подписей под петицией в ее поддержку.

— Вы понимаете логику, почему сейчас пришли за журналистами по этой статье? Ведь с дела Пасько прошло почти 20 лет.

— Меня удивляет, как подобных дел не было до сих пор. Несколько лет назад наметился тренд на ученых, их стали брать пачками. Ну а теперь вас.

О ДЕЛАХ ПРОТИВ УЧЕНЫХ

Вы входите в группу риска: вы оперируете информацией, контактируете с источниками и зарубежными коллегами. Для попадания в группу риска этого достаточно — информация и зарубежные связи. Все это совершенно ожидаемо. Я удивлялся, почему подобных примеров не было раньше.

ПОДРОБНО О ДЕЛЕ ИВАНА САФРОНОВА

Источник: Медуза, 7.07.2020

Страна: