 |
|
 |
|
|
|
|
Н. Росебашвили― Всем добрый день. Друзья, это радиостанция «Эхо Москвы», которая есть в Ютубе и Яндекс-эфире. Программа «Особое мнение». С нами по Zoom Виктор Шендерович, писатель, журналист. Будем вместе подводить итоги. Виктор Анатольевич, добрый день.
В. Шендерович― Добрый день.
Н. Росебашвили― Кто-то хочет на новый год быть зайчиком, кто-то снежинкой. А вы – иноагентом. Ровно так вы написали у себя в фейсбуке. Виктор Анатольевич, вы серьезно собираетесь подавать документы о включении…
В. Шендерович― Нет, послушайте меня. Я не собираюсь подавать никакие документы. Я оповещаю, поскольку я публичный человек и все, что мы можем делать – это давать некоторый отзвук публичный того, что происходит. Никаких других возможностей реагировать и менять происходящее, нет. Вот я подумал, что это предмет, конечно, для гордости. Потому что иноагент сегодня в сегодняшней России, клеймо иноагента означает явную непричастность к этим правящим негодяям. И это надо подчеркнуть, это не так мало. Вот я фиксирую, что со Львом Александровичем Пономаревым (член Московской Хельсинкской группы, председатель национальной общественной организации «За права человека», 28 декабря включен Минюстом РФ в реестр СМИ-иноагентов) хотел бы быть через запятую в одном списке. А не с теми мерзавцами, которые пытаются дискредитировать Льва Александровича Пономарева. Дискредитировать и затруднить ему работу. Это абсолютно эмоциональное и если хотите смысловое противостояние. Мы должны перезагрузить этот термин. Ассоциации. Должны быть положительные ассоциации. Иностранный агент – а, это нормальный человек. Это не убийца. Это не вор. Это не тот, который сосет эту лубянскую матку и готов делать любые негодяйства. Это не тот, кто с ними. Это не обслуга негодяев и убийц. Это честный человек. В случае со Львом Александровичем Пономаревым, с моими коллегами журналистами. Вот очень важное, чтобы мы все как можно большее количество людей понимало, что эта нашитая желтая звезда – это ясный знак непринадлежности к ворам и убийцам. И если это начнут понимать миллионы, десятки миллионов – значит, мы живем уже в другой стране. Тут надо просто в этом участвовать. Для меня это совершенно, не только для меня, очень интересно, что с разницей в 10 минут появились наши посты на «Эхе». Мой и Леонида Гозмана. Просто, ну то есть мы туда одновременно написали. Потом в случайном порядке это было опубликовано. Это нормальная реакция…
Н. Росебашвили― То есть вы говорите, что это предмет гордости – вы говорите это не иронии. Я правильно вас поняла?
В. Шендерович― Абсолютно. Какая может быть ирония. Вот когда предмет гордости принадлежать к лубянской негодяйской клике – вот это…Тут я могу гордость употреблять иронически. А здесь со Львом Александровичем Пономаревым без всяких кавычек – конечно.
Н. Росебашвили― А как вам кажется, как долго будет вот эта перезагрузка происходить. Когда от слов «иностранный агент» люди перестанут шарахаться. Все-таки есть сформировавшееся впечатление, хоть и такое буквально инстинктивное.
В. Шендерович― Да, инстинктивное есть, разумеется. Враг народа. Отщепенец. Троцкистская гадина — я уже перечислял синонимы. Это же нас пытаются оскорбить. Тут же нет никакого смысла. Ведь в этом нет никакого смысла. Что значит получал деньги из-за рубежа. А кто не получал деньги из-за рубежа. Сделайте мне перевод откуда-нибудь. Два шекеля – и вот я иностранный агент.
Н. Росебашвили― Скорее вы нам будете делать такие переводы.
В. Шендерович― Нино, можно лари. Какая разница. Абсолютно неважно. Переведи мне пару лари — и я иностранный агент. Послушайте. Это невозможно обсуждать всерьез. Это ведь просто клеймо. И смысл этого только в клейме, ни в чем больше. Это народу, привыкшему к этой осажденной крепости, к тому, что снаружи враги, это народу говорят: смотри, он это делает, потому что ему заплатили снаружи. Он враг России. Это вот что вкладывается в слабые мозги. Россиян, которые кормятся с ладошки официальной пропаганды. Если они не отделили себя от этой пропаганды. Все стальные прекрасно всё понимают. К сожалению, людей много, они разные. И, конечно, по-прежнему это будет клеймом для большинства пока что. Но мы можем делать только то, что мы можем делать. Конечно, пока есть Останкино – это будет подано как клеймо страшное. Страшно себе представить, что они могут изготовить, какое варево они могут изготовить про Льва Пономарева. Это не поменяет моего отношения ни к ним, ни к нему.
Н. Росебашвили― К вам на сайте пришел вопрос и я еще напомню слушателям и зрителям, что есть номер для sms-сообщений +7-985-970-45-45. И есть даже чат в Ютубе. Вы там тоже можете присылать свои вопросы. Ильяс написал вам заранее: «Здравствуйте. Виктор Анатольевич, как вы думаете, для чего власть дополнительно навешивает ярлык «иноагент» на правозащитников и журналистов. Ведь преследования и так фактически были».
В. Шендерович― Они делают то единственное, что они могут. Они дискредитируют. Собственно, не единственное. Еще они могут просто уничтожать физически. Калечить, убивать, врать. Ложь – это их инструментарий. Они в оборонительной позиции. С точки зрения исторической, забавно как получается, с точки зрения того, что происходит сегодня, буквально сегодня, тот лагерь, в который мы плывем по Трифонову «не чувствуя температуры» — у них все в руках. Они цари горы, они хозяева пейзажа. А Лев Пономарев – маргинал и мы все маргиналы. Исторически они находятся, конечно, в оборонительной позиции. Потому что это слабеющая диктатура? У которой не осталось никаких, вспомните 20 лет назад Путин. И какие ожидания и какой настоящий, какой-то рейтинг, рейтинг ожиданий, надежд. И так далее. Посмотрите, во что это превратилось. Их единственный инструментарий – собственно два: ложь и насилие. У них нет ничего третьего. Ложь и насилие. И они практикуют эти две вещи. Что еще могут сделать. Причем машина работает сама. Это же я не думаю, что Путин решил Льва Пономарева сделать иноагентом. Вот есть министр юстиции, неважно. Они все функции. Они все пытаются понравиться. Они все пытаются продемонстрировать свою верность этой кормушке. И каждый по-своему. Одни пытаются убить, по отмашке. Другие пытаются понравиться тем, кто убивает. Третьи пытаются угодить каким-то образом таким. Вот видите, я на страже, я за вас. Я нужен вам. Я – ваш. Не снимайте меня, не отодвигайте меня от кормушки. Я больше ничего не умею. Дайте мне столоваться здесь при вас. Ничего другого. Ничего третьего. Ложь и насилие. Это будет продолжаться. И это будет продолжаться, плавно переходя к итогам года, это будет продолжаться, конечно, и в новом году.
Н. Росебашвили― Виктор Анатольевич, вы говорите, что ложь и насилие. Но нет такого, что все эти законы в огромном количестве, принятые в спешке уже буквально под новый год, они разве не страх преследуют?
В. Шендерович― Так они производят насилие, чтобы выработать у нас страх. Чтобы мы легли вниз лицом. Этому только и посвящены их действия. Уголовные дела Навального, приговор Галяминой, приговор Соболь – это все вызвано их страхом. Это уже другое дело. Как не пустить, вы же видите общий знаменатель – не пустить на выборы. Они прекрасно понимают, что Навальный на честных равных, даже нечестных выборах просто уделает. Разумеется. Просто уделает Путина. Если Навального пустить в телевизионный ящик, в радио, если дать им выйти вдвоем просто чтобы люди посмотрели в лица, вот рядом. Понятно же, где прошлое, а где будущее.
Н. Росебашвили― В чате подсказывают, что кроме насилия и лжи есть еще подкуп. Пока деньги есть. Мы сейчас сделаем небольшой перерыв.
РЕКЛАМА
Н. Росебашвили― Продолжается программа «Особое мнение». Как и обещали, под новый год Путин в спешке подписал около 100 новых законов. Какой ваш любимый, Виктор Анатольевич?
В. Шендерович― Ну, об этом коротко успели поговорить в перерыве.
Н. Росебашвили― Это для тех, кто не смотрит.
В. Шендерович― Ну конечно закон о клевете. Так называемый. Все эти дела. Клеветнический. Тут опять-таки надо понимать, что в точности по Оруэллу: каждое слово значит свое противоположное. Они-то озабочены правдой, которая…звучит. Они не в состоянии ничего опровергнуть из того, что говорил Навальный. Ничего не опровергнуто. Много-много лет, десятки расследований чудовищных совершенно. По картинке, которая в результате этих расследований появляется. Они ничего не опровергли толком. Пару раз там что-то Навальный по мелочам ошибся. Полпроцента. Остальные 99% массив информации опровергнуть нельзя. Что можно сделать. Можно объявить это клеветой и наказать того, кто говорит правду. Их интересует, конечно, противостояние правды. Смысл этого закона – заткнуть рты. Правдой при Путине будет считаться то, что они называют правдой. Ну например, то, что Путин не вор. Это окончательная правда. Путин – не вор. То есть всякий, кто скажет, что «Путин – вор» и даже предъявит фактуру, факты в большом-большом количестве – он заведомо клеветник. Я мечтал бы, чтобы то, о чем мы пишем все, многие, десятки журналистских расследований, чтобы это стало предметом исследования в суде, как это полагается. Исследованием. Давайте вперед, я согласен, давайте придем в суд и сверим наши данные о реальности. Давайте посмотрим, кто же лжет, а кто не лжет. Если подходить буквально к закону, то сесть должны они все. По собственному закону о клевете. Должны сесть многие из них, начиная с Путина. Который клеветал в публичном пространстве из СМИ. Помните…
Н. Росебашвили― Я думала вы про дело Ивана Сафронова последнего.
В. Шендерович― Это да. Это даже не клевета. Это просто дедушка не в курсе. Дедушке в бункер не занесли правильную информацию. А вот когда он Немцова обвинял в том, что он ураганил в 90-х и воровал. Немцова. Что Немцов с Березовским, был партнером Березовского. Вот тут мне хотелось спросить: кто-кто ураганил? Кто-кто был с Березовским? Все это съели, схавали, как ничего не было. Прямая ложь. Публично оскорблял. Оскорбление — ладно. Клевета. Публичная клевета. По этому закону все Останкино и вся верхушка, половина сенаторов и депутатов должны сесть в тюрьму. По этому их закону. Что касается моего представления о здравом смысле. Мне кажется, что за клевету надо наказывать. Но вполне достаточно штрафа. Это не насильственная статья. С моей точки зрения. Разумеется. И тому большому количеству негодяев, которые клеветали по поводу меня, я не желаю тюрьмы. По крайней мере, российской. Нет. Российская тюрьма это не наказание за правонарушение. Это какая-то страшная катастрофа и месть. Нет, российской тюрьмы я не пожелаю никому. А штраф – да. Я думаю, что если бы я, о, если бы это работало – я вообще перестал работать сам. Я жил бы только на их штрафы. Если бы все, что обо мне писалось и говорилось, в том числе на федеральных телеканалах. Сколько клеветы я услышал в свой адрес…
Н. Росебашвили― Вы бы замучились по судам ходить, Виктор Анатольевич.
В. Шендерович― Нет.
Н. Росебашвили― …может лучше иностранными пожертвованиями…
В. Шендерович― Нет, Нино. Мои иностранные пожертвования несравнимы с теми штрафами, которые я должен был бы от них получить. Мои адвокаты ходили бы по судам, а я бы просто жировал на эти деньги, потому что 20 лет продолжается. Нет, мы вернемся от меня все-таки к стране. Это чудовищные законы, которые затыкают рты. Которые затыкают рты по многим направлениям. Которые развязывают руки этим солидным господам, в руках у которых правосудие. И понятно, что это правосудие будет, как сказано у Фигаро: льстивое — к сильному и жестокое — к слабому. Будет правосудие. Или как-то там, похожие слова. Вот так оно и будет. И это, конечно, очередной репрессивный инструмент. Очень серьезный.
Н. Росебашвили― Я бы обратила ваше внимание на то, что, естественно, помимо закона о клевете, там есть и законы о пикетных очередях и очень-очень много разных других норм, подписанных президентом. И рамка ограничений настолько широкая, что кажется будто всем запретили всё. Такие законы могут эффективно работать?
В. Шендерович― Послушайте. Мы все время комментируем это как законы. Мы все время отстаем от реальности. Не надо это комментировать как законотворчество. Повторяю, «малина», банда. Понятия. Бандитские понятия. Они решили так. Вот в «малине». Вот вас будут наказывать за это. Как в армии я служил. Вот они решили, что меня надо вот как-то наказать. Скрутили и избили. Что-то унизили как-то. Почему? Какой-то есть закон разве. Разве в армии нужен закон? Достаточно дедовщины и норм. Мы должны понимать, что мы имеем дело вот с такой вот «малиной», с такой дедовщиной. Они могут делать, что хотят. Просто они это облекают в какие-то, эта же «малина», одни из них надевают мантии судей, другие надевают омоновский костюмчик. Третьи надевают бейджики депутатов, четвертые — бейджик «пресса». Но это одна «малина», которая обеспечивает их интересы. Это надо понимать совершенно ясно. Эту сторону дела.
Н. Росебашвили― Какое оружие в этой неравной битве выдали обычным простым гражданам. Про «малину» мы все поняли. Про бейджики тоже. Что может помочь или спасти людей, которые, мы конечно можем не называть это законотворчеством, тем не менее, их жизнь должна поменяться соответственно этим новым законам. Что они могут делать, что вы можете посоветовать, например, слушателям, которые ходили в одиночные пикеты, допустим. И сейчас им будет нельзя.
В. Шендерович― Нино, я многократно отвечал. Спасти нас могла бы только солидарность. Если бы миллионы людей, миллионы людей проявили свое, перестали бы выполнять это. Если бы это был не одиночный пикет, а если бы вышло 100 тысяч, 200 тысяч, 300 тысяч – то сам собой рассосался бы закон. Не нашлось бы сумасшедшего, который принялся бы выполнять эти законы. Потому что на такие числительные, повторяю, нет ОМОНа. Солидарности нет. Власти удалось вполне традиционно репрессиями подавить сопротивление. Это тоже вполне традиционно. Вспомним, что в 20-е годы были восстания против советской власти, против коммунистов, захвативших власть. А в 30-х уже не было. А в 40-х вообще ничего. Только в лагерях где-то уже доведенные. Это понятно, в 20-х годах так наказали репрессиями, так вырезали всех. Что большая часть населения просто легла вниз лицом и 30-е годы пролежала. Что поражало когда-то Солженицына, который писал, что если бы те люди, за которыми приходили, если бы они оказывали сопротивление, все. То репрессии остановились бы, конечно. Но люди просто шли на заклание. У людей уже была подавленная психика. Поэтому это единственное, что удалось сделать Путину. Он подавил народную психику. Подавил. Те люди, которые восставали, они уничтожены, высланы, выброшены, маргинализированы, оболганы. Их единицы. Мы знаем эти единицы по именам. У тебя… от Навального до Пономарева. Самых разных убеждений – это единицы. Надеяться в этом смысле не на что. Никакой солидарности не будет. Общественной. А дальше как я могу советовать человеку, как я могу сказать: выходи, иди в тюрьму. Человек, который решил выйти – он выйдет и без меня. Я его даже не остановлю.
Н. Росебашвили― А мы эту вилку уже проскочили. Вот вы хронологически буквально воспроизводили 20-30-е. По этой небольшой шкале российское общество сейчас где находится?
В. Шендерович― Я думаю, что проскочили, к сожалению. У моему ужасу и тревоге я полагаю, что проскочили. Полагаю, что ничего не мешает новому витку усилению репрессий. Мы его наблюдаем. Ничего не мешает их большей бесстыжести. Обратите внимание, если что-то изменилось заметно за этот год – это уже изменяется интонация. Обратите внимание, они просто похабно усмехаются. Если раньше они хотя бы пытались какое-то правдоподобие, оправдание, вот с Буком малайзийским. Они выдумывали какие-то версии. Они лгали. Но они пытались воздействовать на общественное мнение. Сейчас, попавшись на попытке убийства, попавшись – настаиваю. Многократно попавшись на попытке убийства. Они просто говорят: гы-гы, а шо вы нам сделаете – говорят они. И пресс-секретарь президента РФ говорит: «А у него проблемы в гульфиковой зоне». Уровень юмора. Еще раз говорю, это ведь говорит не какой-то, не Кеосаян говорит, не похабник какой-то на телевидении. Это говорит официальное лицо. В ответ на обвинение в попытке убийства. Официальное лицо. Не опровергнув ни одно из десятков доказательств. Проблемы в гульфиковой зоне. К кому это обращено? Нино, это обращено к подонкам. В которых они пытаются превратить народ. Вот к ним, к низам. К подоночным низам. Это их единственная опора. Вот этот блатной юмор, вот эта растопырка пальцев. Это все обращено туда. В сторону этих низов. И это очень характерная вещь. Обратите внимание, 10 лет назад еще, 15 они были очень заинтересованы в общественном мнении. Они пытались привлекать на свою сторону каких-то приличных людей. Или в прошлом приличных людей. Им была важна вот эта составляющая. Сегодня у них под контролем ОМОН, суды, выборы. То, что они называют выборами. И судами. Все под контролем. Пресса под контролем. И им совершенно безразлично все остальное.
Н. Росебашвили― Сделаем перерыв в программе «Особое мнение». Наконец перейдем к итогам года через несколько минут с Виктором Шендеровичем.
НОВОСТИ
Н. Росебашвили― 17.34. Продолжается программа «Особое мнение». Виктор Анатольевич, давайте уже наконец к итогам года. Кто для вас герой 2020 года?
В. Шендерович― Ну, тут слово «герой» такое замыленное. Я уже отвечал когда-то много лет назад, я думаю, что мы не знаем имена этих героев. Наверняка есть подспудные течения. Мы барахтаемся на поверхности, среди повестки дня. Среди тех, кто появляются в информационной ленте. Были врачи, которые лечили и шли в красную зону как в Чернобыль без средств защиты. Наверное, вот эти врачи, которые отдавали свои жизни. По всему миру я думаю. Врачи. Которые шли в эту красную зону. И отдавали свои жизни. Я думаю, что они, по большому счету они. Дальше можно уже тянуть ниточку рассуждений. Про этот героизм, особенно если мы говорим о России, про то, что героизм всегда закрывает бреши в организации. Как было во время войны, когда всемеро больше погибло нас, чем немцев. Героизмом затыкаются организационные дыры. Героизмом затыкается непрофессионализм. В случае с ковидом, в случае этого года, российского — это очень заметно. Катастрофа организационная. Административная катастрофа. Вранье со статистикой. Утаивание реального положения дел. И в этой рукотворной административной катастрофе врачи проявляют героизм, которого не должны были бы проявлять, если бы все было лучше организовано, подготовлено. Если бы не было так уничтожено здравоохранение. Это тема ковидная, конечно, это может быть главное, что было. Это распад административный, но в военное время он просто заметнее. А то, что мы переживаем сейчас – это, конечно, такая война-лайт, безусловно. Просто в военное время это заметнее.
Н. Росебашвили― А если к событиям года перейти, что бы вы отметили?
В. Шендерович― Для всего человечества – тот же самый я думаю, ковид. Это тот самый вызов, который человечество получило на грани, собственно, год назад в конце ноября. Безусловно, ковид – слово года. Что касается нас, если говорить о политике – да, Навальный стал фигурой, известной миру. Навальный стал окончательно не просто федеральным политиком. Они своей тупой попыткой его уничтожения сделали его, конечно, политической очевидно, большой политической фигурой. Геополитической фигурой. О нем знают везде. И тот человек, чью фамилию Путин, старый язычник, не решается произнести, повторяю, потому что он просто язычески чувствует, просто боится. И они все боятся. Эту фамилию уже знает весь мир. Это произошло на наших глазах. В эти последние месяцы. Безусловно. И, безусловно, это фигура, определяющая картину противостояния. Все, что они делают сейчас – они делают для того, чтобы он не вернулся, как вы понимаете, чтобы он не вернулся в Россию.
Н. Росебашвили― И естественно, вы сейчас говорите про новое дело о мошенничестве в особо крупных размерах. Которое Следственный комитет буквально…
В. Шендерович― Да, да.
Н. Росебашвили― А как вам кажется, это дело повлияет на отношение к Навальному его сторонников? Или людей, которые слышали…
В. Шендерович― Нет, это же высосано из пальца, взято из-под волос. Это вообще эти цифры ни к чему не привязаны. Там вообще нет никакой реальности. В этом уголовном деле. Вообще ни одной. Если это подвергнуть анализу, собственно, Леонид Волков это уже сделал, это бьется в две секунды. Это неважно. Те люди, которые кушают с ладошки федеральных каналов – они уже деградировали мозгами настолько, что они съедят и это. Как ели предыдущую ложь. Если они ели испанского диспетчера и это все, в случае с Буком – они съедят и это. Это уже деградированные мозги. Для тех людей, у которых мозги не деградированы, я думаю, что тут все совершенно понятно. Нет, не повлияет ни на что. Они не пытаются даже делать вид, что это правда. Обратите внимание. Вот им возразили, они же ничего. Они просто сделали тупую вещь – они сделали так, чтобы Навальному нельзя, он должен быть арестован просто у трапа. Вот и все, что они сделали. Они пытаются сделать так, чтобы он струсил. Чтобы он не приехал. Они дали ему понять, что хотят его убить. Уже так дали понять, что заверили в искренности своих пожеланий. Сомнений нет. Пытались. И они говорят ему: мы тебя сначала убьем или… На выборы ты не пойдешь. То же самое сделано с Любовью Соболь, с Галяминой. Поперек всякого закона. Они просто обороняются. Я уже говорил, исторически они в глухой обороне. Они окопались и просто отстреливаются до последнего патрона. Другое дело, что я уже говорю, исторические сроки такие, что этого хватит еще на поколение внуков. Моих. Этой мерзости. Потому что лишние 20-30 лет – ну что же, это запросто. Это сколько угодно.
Н. Росебашвили― Вы обозначили эту трансформацию, которую Алексей Навальный прошел от начала до конца 2020-го, а что вы можете сказать про Путина. Изменился ли он как-то существенно. Какая-то может быть произошла в нем трансформация за этот год, которую следует отметить.
В. Шендерович― Да никакой особенно трансформации. Похабство уже стало вылезать наружу. Но оно и раньше вылезало. Это «кому он нужен, хе-хе» — вот этот старый похабник, которого мы увидели – это всё было уже. Да, деградирует помаленьку. Физически. Но не в этом же дело. Повторяю, на него-то медицины хватит. И сколько этот крокодил еще пролежит на берегу этой реки – бог его знает. Поэтому в этом и печаль историческая. Что никакой другой у нас нет перспективы, кроме ожидания. Когда оно само каким-то, мать-природа приберет. Никаких инструментов, смотрите вот Хабаровск был. Кажется. Сотни тысяч людей выразили свой протест. Ничего не изменилось. Дело в том, что в свободной стране массовый протест — это триггер, который запускает легитимные механизмы. Вот вышли 100 тысяч человек на улицы и не уходят. Месяц не уходят. Что это означает? – это означает, что есть нерешенная проблема. Что администрация подвергается критике. Об этом говорят СМИ. Оппозиционная партия подхватывает эту энергию. Есть суды, есть СМИ. Есть политическая конкуренция. И власть меняется. Вот как это происходит. Сама по себе, сам по себе выход на улицы – это триггер, который запускает политические изменения. Но у нас разломан этот механизм. Поэтому они ходят в Хабаровске – ничего не меняется. В Москве – ничего. Единственное, что присылают…
Н. Росебашвили― Ну как ничего, Виктор Анатольевич. Власть вынуждена так или иначе все равно реагировать…
В. Шендерович― Ну они ОМОН прислали. Реагируют…
Н. Росебашвили― На всех же не хватит ОМОНа. Вы как-то последнюю надежду хороните. Виктор Анатольевич.
В. Шендерович― Нет, Нино. Это то, о чем мы говорили, говоря о 20-30 годах. Если бы эти люди снесли здание администрации…
Н. Росебашвили― К чему мы их не призываем.
В. Шендерович― К чему мы их не призываем. Просто констатируем. Что если бы они снесли Бастилию, я же не призывал французов сносить Бастилию, Нино, правда.
Н. Росебашвили― Вы немного опоздали.
В. Шендерович― Да. Я не призывал. Но они снесли Бастилию. Если бы они ходили вокруг Бастилии, а их бы лупили гвардейцы кардинала. Мушкетеры короля. Ну так и оно и было. Они снесли, никого не спрашивая. Энергия была такая. Это энергия революций. Проблема в том, что революции возникают там, где нет реформ, это связанные вещи. Я снова говорю азбучные истины. Революции происходят там, где не происходят реформы. Все русские революции, все кровопускание происходит из-за того, что не сделаны вовремя реформы. Мы сейчас идем на новый круг. Реформ никаких нет и быть не может. Власть узурпирована. Значит, мы ждем по прецеденту с Николаем Павловичем, Иосифом Виссарионовичем. Когда происходят реформы? – когда ноги протянет. Ну ждем этого значит.
Н. Росебашвили― …сейчас пришел вопрос в чате: «И что делать?» – и десять знаков вопроса. Нино, спросите Виктора Анатольевича.
В. Шендерович― Секундочку.
Н. Росебашвили― Просто ждать.
В. Шендерович― Нет, Нино. Почему ждать?
Н. Росебашвили― Вы только что сказали, Виктор Анатольевич.
В. Шендерович― Нет, еще раз. Я сказал, что я никого не призываю. И я не политик. Я только констатирую, что если количество людей, которые будут выходить в знак протеста протестовать, если это количество людей станет критическим, протест станет критическим для власти – тогда только может что-то измениться. Я говорю не о желаемом, я говорю о реальности. А сказать вот этому человеку: Ваня, выходи, Петя или как тебя там, неважно. Выходи на улицу. Давай завтра выходи с пикетом к Кремлю «Путин – убийца». Я не могу ему это сказать. Я могу это сделать сам. Но сказать другому я не могу. Потому что я призываю его платить своей жизнью. Тут я не могу давать таких советов.
Н. Росебашвили― Виктор Анатольевич, в своем новогоднем обращении Владимир Путин обещал с новой энергией продолжить решать задачи, стоящие перед Россией в третьем десятилетии 21-го века. У вас минутка на то, чтобы поздравить наших слушателей и зрителей с наступающим новым годом. Виктор Анатольевич, вам слово.
В. Шендерович― Ой. Насчет новой энергии это Путин нас напугал. Не надо новой, пускай уж старая заканчивается помаленьку. Батарейка Duracell эта пускай уже перестанет работать. Все может быть немножко… Тогда будем думать. Братцы мои, есть политическая жизнь, за ее пределами есть просто жизнь. И во все времена люди жили. Жили, что-то делали. Улучшали жизнь близких. Делали то, что они ощущали себя обязанными делать. Пускай каждый делает то, что он ощущает себя обязанным сделать. Это может быть просто, что называется теория малых дел. Хотя какие малые, если врач идет и лечит каждый день. Это может быть политический протест. Это может быть литературная работа. Это может быть общественная работа. Это может быть волонтерство. Каждый должен делать то, что он в состоянии и силах для себя решил делать. Никакого общего. Здоровья всем. Здоровья. И авось переживем и это. «Никогда не было, чтобы никак не было», — говорил один персонаж в Швейке. Как-нибудь будет. Будьте здоровы, пожалуйста.
Н. Росебашвили― Спасибо огромное. Это был Виктор Шендерович, писатель и журналист в программе «Особое мнение».
Источник: Эхо Москвы, 31.12.2020
